Кругосветка
Автобиографическое плавание
Почти все начинается, как теперь часто бывает, с компьютера… На стартовой странице или в «Одноклассниках» появляется информация о новом письме или сообщении.
Смотришь. И, если есть хоть какой-то смысл, отвечаешь…
Предлагаю собраться 6 ноября в ТАСС-клубе в 14-16 часов.
Какие будут мнения?
Леонид Воронцов 27.10.2010 13:40
Евстигнеев подтвердил свое участие. Бангерский будет звонить Зоду.
Леонид Воронцов 28.10.2010 12:25
Я – за!!! Как туда проникнуть???
Дмитрий Мещанинов 28.10.2010 17:14
Это на Тверской, в старом здании ТАСС, над входом со ступеньками написано «Зал русской кухни» – ТАСС-клуб. Будет Зод.
Леонид Воронцов 28.10.2010 17:46
Все понял. До встречи.
Дмитрий Мещанинов 29.10.2010 13:40
Докладываю диспозицию!
Место и время встречи изменить нельзя! 06.11.2010 в 14:00, ТАСС-клуб, Тверской бульвар, 10.
Меню: Соленья + свежие овощи. Селедка с картошкой. Семга малосольная. Мясное ассорти. Свиная шейка на гриле + жареная картошка с луком. Водка «Парламент» – 3 бутылки. Коньяк (принесет Серебряков).
С Вас 500 рублей.
Леонид Воронцов 01.11.2010 18:37
Диспозиция отличная (особенно для подагриков) и дешевая (даже для пенсионеров). Всегда ты, Леонидо, был хозяйственным мужиком… Уточни личный состав. Чтобы я, классик всех времен и народов и одновременно инвалид всех войн и революций, мог подписать всем вам свои эпохальные произведения.
Дмитрий Мещанинов 02.11.2010 15:27
Ты. Зод. Бангера. Галка. Татаро-монгол. Пельмень. И твой покорный слуга «Шатун».
Леонид Воронцов 02.11.2010 15:28
Правильно – «Шатун»! А я, старый классик-раздолбай, совсем забыл… Но и у меня тоже должна была быть в стародавние времена какая-нибудь кликуха?!. А у Зода?!. А у Галки?!. Вспомни! Не сможешь – спроси товарищей!
Дмитрий Мещанинов 02.11.2010 18:18
Ты кликухи всем придумывал, ты их и запоминай!
Леонид Воронцов 02.11.2010 21:17
Разве я придумывал?.. Надо же. Значит, уже тогда, много-много лет назад, во мне уже шевелилось нечто классическое. А ныне до 282-й статьи – несколько шагов… Надо ведь хоть кому-нибудь за Русских сражаться на идеологическом фронте!
Дмитрий Мещанинов 02.11.2010 21:51
"до 282-й статьи – несколько шагов…"
Я помню 2,87, 3,12, 3,62… а про статью 2,82 ничего не знаю.
Ты «классик» – тебе виднее.
Леонид Воронцов 03.11.2010 08:28
Шатун, Леонардо, он и есть Шатун. Шатается всю жизнь по винно-водочным и цены на «огненную» жидкость запоминает. Бытовуха, короче… А 282-я – это дело государственное. Изучи нашу Конституцию.
Дмитрий Мещанинов 04.11.2010 12:52
Не, барин, я таких умных книжек в жисть не читал. Только «Как муравьишко домой спешил» и «Лягушку-путешественницу».
Профессор Плейшнер все-таки выполнил указание Центра и при этом остался живым. Он дозвонился до Андрюхи Комарова, и тот обещал прийти.
Кроме того, Плейшнер взял у Зода телефон Пушкарика, который сейчас в Москве опять жалуется на здоровье, и постарается с ним сегодня связаться. Пушкарик так носится со своим здоровьем, что, по-моему, простудится на наших похоронах.
Леонид Воронцов 04.11.2010 12:56
Пушкарик он всегда Пушкарик. Все кряхтел и жаловался на жизнь, когда приводил ко мне домой очередную бабенцию. А меня, естественно, просил пойти погулять и с возвращением не торопиться.
Странно, что Комара еще не размазали по стене или просто не пристрелили. Он ведь вроде бы когда-то в каком-то банке подвязался…
А тебе, Леонардо да Воронцовинчи, послезавтра при встрече в ТАСС-клубе все разъясню про 282-ю. Век живи – век учись. Чтобы ненароком не оказаться в кутузке.
Дмитрий Мещанинов 04.11.2010 14:46
От сумы и от тюрьмы у нас никто не застрахован.
Леонид Воронцов 04.11.2010 14:54
Про 282-ю статью в субботу, 6 ноября 2010 года, нам с Леней Воронцовым поговорить так и не удалось. Не до нее было…
В ТАСС-клуб я пришел без пяти два. Все уже собрались, кроме Галки. Она подошла через минуту-другую.
Пожали друг другу руки. Расцеловались. Расселись за квадратным столом в небольшом и абсолютно пустом зале.
Напротив – Юрий Вячеславович Зодиев (Зод) и Галка (Галина Трофимовна Баранова, Пантелеева, Землянская). Слева – Игорь Серебряков (Татаро-монгол) и Андрей Комаров (Комар, Комарик).
Справа – Леонид Воронцов (Шатун) и Александр Бангерский (Плейшнер). Рядом – Олег Евстигнеев (Пельмень).
Да-а-а… На стародавних фотографиях (они наверняка у всех хранятся дома) мы выглядели, чрезвычайно мягко выражаясь, несколько лучше, чем сегодня. Ну и что?!
Как бы там ни было. Несмотря на жизненные катаклизмы, я бы запросто узнал каждого на улице. Или в метро. Или тем более, прости меня Господи за крамольную мысль, на… похоронах. Надеюсь и они меня тоже.
Юрий Вячеславович – все такой же красавец. Высокий. Прямой. Без грамма лишнего веса. Похожий на Жискара д’Эстена.
Галка – все такая же симпатичная и стройная. Активная (это она начала организовывать сегодняшнюю встречу). Переполненная, не понятно по какой причине, оптимизмом и надеждой на светлое будущее.
Некоторые из присутствующих значительно прибавили в отдельных частях тела… Но не до такой же степени, чтобы не пролезать в свитер. Или не проходить в дверь.
На спортсменов-разрядников мы, вестимо, ныне не тянем. Но на некоторые скромные, но принципиально важные достижения, как оказалось, все же способны…
У Шатуна – давние и серьезные проблемы с позвоночником. То же самое (плюс масса прочих недугов) – у Зода и Татаро-монгола. Последние двое вообще с очень большим трудом ходят по бренной земле.
Поэтому Леня Воронцов на своей машине сначала прихватил у дома Серебрякова. Потом – Зодиева и примкнувшего к ним относительно здорового Бангерского. И привез всех в нужное место в нужное время.
Кстати. Были у него и некоторые проблемы с заказом провианта. Поскольку, как неожиданно выяснилось, одному пить категорически нельзя. Второму – можно, но только коньяк. Третьему – исключительно водку. Четвертому подавай диету № 6.
Словом, наша некогда разудалая компашка на данный исторический момент оказалась не очень-то мобильной. Спортивной. Всепьющей. Всеядной… Как это было в старые добрые времена.
Ничего, к сожалению, не поделаешь, бывшие лихие редакторы судовых газет. Годы, как справедливо говорится, берут свое. Да и проносятся они быстрее, чем хотелось бы.
Нашему славному капитану Юрию Вячеславовичу Зодиеву уже 84. Возраст Галки (давно уже, между прочим, бабушка) упоминать не буду из этических соображений. Даже вечно молодому, суматошному Комарику стукнуло аж 59… Ну и что?!
Да ничего!.. Стоило неизвестно кому дать команду «Свистать всех наверх!» – как мы тут же нашли друг друга. Созвонились. И встретились наконец.
С Галкой (Галиной Тимофеевной Барановой, Пантелеевой, Землянской) мы виделись регулярно… Она давным-давно – директор музея «Динамо». А он находится всего-то через Ленинградский проспект от моего дома.
Воронцова (Шатуна) и Серебрякова (Татаро-монгола) лицезрел лет пять назад… Встретились мы у нового здание ТАСС (они здесь до сих пор работают) и пошли посидеть в ближайшую кафеюшку. Покурили. Опрокинули по рюмашке. Поболтали о том о сем.
С Евстигнеевым (Пельменем) судьба нас свела лет 10–15 назад… У меня дома, где мы по давней традиции (к сожалению, в последний раз) собирались судовой компашкой.
С Бангерским (Плейшнером) весной 1988 года мы сидели в ресторане центральной гостиницы Кабула. Туда он прилетел из Москвы с группой итальянских журналистов и (для дезинфекции организма) парой ящиков вискаря.
Осенью того же года на вилле Агентства печати «Новости» в афганской столице увиделся я и с Зодиевым (Зодом)… Тогда, перед началом вывода наших войск, многие из разных СМИ появлялись в Афганистане.
Командировка для Юрия Вячеславовича чуть было не закончилась печальным образом. Дело было так… Впрочем, для начала поясню особенности ночных автопоездок по Кабулу.
Этим рискованным делом занимались, пожалуй, исключительно советские журналисты. Поскольку никому из нормальных людей (в том числе и нашим военным) не хотелось лишний раз искать приключений на собственную задницу.
Ночью по Кабулу можно было ездить только по нескольким центральным улицам. Кое-где немного освещенные. Заасфальтированные. Особенно не разбитые. И главное – более или менее безопасные.
Сворачивать в абсолютно темные, узкие, кривые, пыльные улочки-переулочки – ни в коем случае. Потому как не заплутать там и вернуться живым-здоровым – шансов не очень-то много.
Для езды по центральным улицам ночного Кабула существовали два железных правила. Их, само собой, никто старался не нарушать.
Во-первых. Ехать как можно быстрее. Чтобы какой-нибудь там оголтелый душман не успел из-за придорожного дувала прицельно выстрелить из чего-нибудь в твою машину или в тебя лично… Такие случаи бывали.
Во-вторых. Успеть заметить (а они нередко для конспирации меняли дислокацию) и вовремя остановиться на посту царандоя (местная милиция). Иначе они с удовольствием изрешетят тебя из родных автоматов Калашникова.
При мне подобных катаклизмов, слава Богу и Аллаху, не случалось. Как бы там ни было, именно из-за царандоевского поста ответственный работник Агентства печати «Новости» угодил в пренеприятнейшую историю…
Поздно вечером Зодиева усадили на заднее сидение (для безопасности) лучшего апээновского «мерседеса». Проводить его до гостиницы решили на всякий случай послать корреспондента АПН Лешу Карпушина на «Волге».
Машины выехали из виллы на улицу и направились в сторону центра Кабула. Набрали, как того требовали не писаные правила, приличную скорость.
У поста царандоя первая вовремя притормозила. Вторая не успела. То ли расстояние между ними было слишком маленьким. То ли тормоза подвели… Кто его знает?!
Короче. Удар получился очень сильным и громогласным… Багажник «мерса» мгновенно превратился в гармошку. А у родной «Волги» (знай наших!) лишь решетка радиатора чуть погнулась.
Больше всего досталось, естественно, Зодиеву, сидевшему, как мы помним, на заднем сиденье… Открытых ран у него, слава Богу, не было. Переломов – тоже.
Но сотрясение той или иной степени он, вероятно, получил… Мы положили его на мягкий диван в холле апээновской виллы.
– Сын, – тихо сказал мне Юрий Вячеславович по давней и доброй традиции. Так он ко всем обращался, кроме Галки, вестимо, в судовой редакции. – Все нормально. Не волнуйся… К утру обязательно оклемаюсь.
Действительно. Когда я заехал к апээновцам на следующий день, Зодиев всех уверял, что чувствует себя отлично. И выглядел, как всегда, бодро и оптимистично…
Но вернемся, однако, из Кабула в Москву, в ТАСС-клуб… С Комаровым (Комаром, Комариком) мы так и не вспомнили, когда и где встречались в последний раз. Одно ясно – очень давно. Лет 25–30 назад…
Тем временем мы, бывшие редакторы судовых газет для иностранных пассажиров на английском, немецком, французском, итальянском языках, помянули и Мишу Идамкина. И Олега Сахарова (Щугера).
Более или менее разобрались, куда забросила судьба Юрия Шпакова. Николая Бордовских. Игоря Пушкарского (Пушкарь, Пушкарик). Алексея Липовецкого (Василь Иваныч, Казак лихой, Гуманоид).
О некоторых наших коллегах – Евгений Зыков, Александр Лаврик, Николай Мойкин – никто ничего не знает. Что с ними? Куда запропастились? Может быть, со временем станет ясно…
А пока в ТАСС-клубе мы вспоминаем. Вспоминаем. Вспоминаем… И почти все уверены, что это были самые интересные, незабываемые, лучшие годы в нашей жизни.
– Да ладно вам, – не соглашается и склочно басит Саня Бангерский. – Что было, то прошло… Надо в будущее смотреть.
Профессора Плейшнера, однако, никто слушать не желает… Больше того. Решаем – нужно не только посмотреть в прошлое. Но и подробно вспомнить о нем.
Мне велено расспросить Юрия Вячеславовича о том, когда и кем была создана в АПН редакция судовых газет. Евстигнееву и Серебрякову – написать о последних днях ее существования уже в ТАССе.
Кроме того. Каждый просто обязан вспомнить какое-нибудь интересное событие из своей судовой биографии. И изложить его в письменной форме… Хватит, возможно, на целый замечательный сборник.
На том мы и расстались в тот день…
Постскриптум. Воскресение. 7 ноября 2010 года. Сегодня сравнительно новый праздник – День народного единства.
А где, спрашивается, оно – это самое народное единство – наблюдается?!. Нигде, ничего (хоть бинокль возьми, хоть – лупу) что-то не видно.
Все наоборот. Кругом и повсеместно имеет место быть полнейший и суровевший всенародный раздрай.
Вот и я тоже вдрызг разругался с Николаем Бордовских. А ведь родились мы в одном городе. Учились на одном факультете в одном институте. Работали потом в одной редакции. Кореша не разлей вода… Ан нет. Круто поссорились все-таки.
Какой тут, сами понимаете, может быть День народного единства?!.
Встретились мы с Коляном в феврале прошлого года на Поклонной горе. Там собирались журналисты-«афганцы» по поводу 20-летия вывода советских войск из ДРА.
Он, как оказалось, никакого отношения к Афганистану не имел и не имеет. Попал сюда совершенно случайно по приглашению товарища.
После официальной части с речами, орденами, медалями, грамотами и обильного застолья поехали к нему на квартиру у «Аэропорта»... Колян торжественно вручил мне сборник новелл «Пространство любви» его дочери, известной телеведущей Юлии Бордовских.
Да, забыл… Предварительно он его подписал следующим образом: «Диме от Коли, соавтора этой книги по рассказу Love story. С дружеской любовью».
Потом Колян, как истинный корефан, проводил меня до метро. Затащил на пиво в какое-то питейное заведение на Ленинградке. До часу ночи взахлеб вспоминали мы молодые и отчаянные студенческие и судовые годы.
Перед прощанием строго потребовал принести ему мою последнюю книгу… Что я вскоре и сделал, благо живем недалеко друг от друга.
Сборник «Русские идут» подписал ему так, как делаю уже много лет. И неважно кому – знакомому или незнакомому, русскому или нерусскому. Меняются только имя, отчество (если оно вообще нужно, конечно), фамилия: «Николаю Бордовских с верой в скорое возрождение Русских и Русской России».
С этого раздрай и начался… Love story подошла к финишу. «С дружеской любовью» пришлось завязать.
При чем тут, хотелось бы понять, День народного единства?!.
Ну вот. Поначалу у Коляна на квартире русский, русско-украинско-белорусский, еврейский, кавказский и прочие бесчисленные вопросы обсуждали мы довольно мирно и толерантно (словечко-то какое паскудное)… Без фанатизма, как ныне модно говорить.
Потом он предложил для подкрепления морально-физических сил перекусить у метро... Завел меня в современный торговый комплекс под высокопарным, как теперь положено, названием «Галерея Аэропорта».
Поднялись на эскалаторе на второй этаж. Прошли в кафе домашней кухни «Му-Му» (Мать честная! Так и называется). И нормально отобедали.
Я, трезвый из трезвейших, запил трапезу стаканом какого-то безобидного напитка. Колян, алкаш потенциальный, – одной, но очень вместительной, рюмахой водки… И тут же говорит:
– Тут рядом есть очень хорошее место. Я туда часто захожу… Для экономии дистанции пойдем через балкон!
На него мы вышли через стеклянную дверь… Летом здесь наверняка стоят столики под разноцветными зонтами. А сейчас – снега по колено.
Вообще этот огромный балкон с периллами похож на заснеженный капитанский мостик… С него мы десантировались по металлическому трапу-лестнице на заасфальтированную палубу-землю.
И оказались как раз напротив хохлацкой корчмы «Тарас Бульба» с его весьма воинственным портретом над входом… Зашли. Уселись за столик. И принялись, как веками положено, сало обильно запивать горилкой с перцем.
Там я, честно говоря, без должной практики (лет двадцать в принципе не пью) прилично нарезался. Колян, соответственно, тоже не оказался кристально трезвой аризонской пеночкой.
И, само собой, на почве перебора наша толерантность бесследно испарилась. Кончилось почти тем, чем и должно было кончиться по нашей всемирно известной славянской традиции…
Я, «русский националист бешеный» (так он меня обозвал), и он, «демократ, насквозь прожидовленный» (такую кликуху ему в отместку присвоил), вусмерть разругались… Но не пошли стенка на стенку.
Другими словами, до положенного рукоприкладства и кровопускания дело не дошло. Стареем, к сожалению, блин. Зато разошлись мы, как в море корабли…
Так что, когда встал вопрос об организации нашего судового сбора, телефоны Коли Бардовских продиктовал Галке. Попросил: «Звони сама. У нас с ним идеологическая непереносимость!»
Дома она его так и не застала. По мобильнику выловила где-то за границей. Откуда возвращаться в Москву он пока не собирается.
Вот вам, господа-товарищи, и День народного единства!..
«За границей»… Что-то очень часто в последние десятилетия слышим мы это слово. Слишком часто. Без всякой меры.
Он за границей. Она за границей. Они за границей. Вся семья за границей… И т. д., и т. п. Кто-то в самых разных вариантах за границей.
Демократическая Россия! Свобода! Общечеловеческие ценности!.. Есть деньги – отдыхай на лучших курортах мира. Путешествуй по самым отдаленным уголкам планеты.
Нет бабок – зарабатывай их, как можешь и где хочешь… На Родине, правда, уже особо негде. Почти все развалилось. Остановилось. Рухнуло. Но ничего. Выход всегда найдется.
У тебя же отличное образование. Нужная всем специальность… Однако в родной стране ничего хорошего в обозримом будущем не светит. Так делай ноги за границу. Будешь в шоколаде.
Какой же День народного единства в стране, где собственный народ никому не нужен?!.
Вчера в ТАСС-клубе, кстати, тоже как-то совсем неожиданно зашла речь о тех, кто «за границей». Это коснулось для начала детей кое-кого из присутствующих.
Один женился на иностранке. Вторая вышла замуж за иностранца. Нарожали детей, которые уже изъясняются по-русски с акцентом. И возвращаться на Родину в обозримом будущем не собираются.
Но то были только цветочки. Ягодки начались, когда выяснилось, что многие наши бывшие коллеги давным-давно капитально осели за границей целыми… семьями. С женами. Детьми. Уже с внуками и внучками.
Многочисленное семейство Саши Бангерского (Плейшнер) обосновалось во Франции. Юры Шпакова – в Германии. Леши Липовецкого (Василь Иваныч, Казак лихой, Гуманоид) – в Швейцарии.
Игорек Пушкарский (Пушкарь, Пушкарик), по непроверенным слухам, вообще отдуплился по-черному. Сам бросил якорь в одной стране. Жена – в другой. Дочь – в третьей.
Вот тебе, бабушка, и День народного единства!..
С нами в ТАСС-клубе был, как помните, Саня Бангерский. Год с лишним назад он вернулся из Парижа в Москву… Сейчас – зам. декана факультета телевидения МГУ.
Незадолго до судовой встречи мы связывались с ним по Интернету. Почитайте, кому интересно, нашу переписку.
Она дает документальное представление о том, как он «менял адреса». Почему и когда оказался за границей. И чем там занимался долгие годы…
Слава Плейшнеру из судовых газет! Меня на тебя вывел, наверное, Ленька Воронцов.
Дмитрий Мещанинов 09.10.2010 14:35
Привет! Рассказал бы, как живешь, что делаешь? Неплохо было бы повидаться.
Александр Бангерский 10.10.2010 18:50
Я по-прежнему у «Динамо». Мы же часто у меня собирались в судовые годы и позже. Разве тебя ни разу не было? Странно. Что-то с памятью твоей стало.
Дмитрий Мещанинов 12.10.2010 15:52
Я прекрасно помню наши судовые посиделки, жалко, что они прекратились. Но откуда мне знать, не сменил ли ты место жительства: я, к примеру, успел переехать… погоди, дай посчитаю.
Во времена судовых газет я жил на Сивцевом-Вражке, потом – в Давыдково, потом – у Савеловского вокзала, потом – опять на Сивцевом, но в другом доме, потом – на Спортивной, потом поехал во Францию (1989 год). Там прожил 20 лет и поменял 6 адресов (но в отличие от того, что говорится в известной песне, имена не менял), вернулся в Москву, пожил на улице Коштоянца, а щас вот вернулся на Спортивную… Итого 13 переездов. На самом деле их было больше, но я не считал кратковременных пристанищ.
Александр Бангерский 12.10.2010 16:39
Чем занимался во Франции и почему вернулся? Как понимаю, твои ближайшие родственники там.
Дмитрий Мещанинов 13.10.2010 10:28
Если под ближайшими родственниками понимать детей и внуков – таки да. Во Францию поехал открывать парижское издательство «Московских новостей». Потом был собкором НГ, потом – начальником русской службы Международного Французского Радио, потом поработал на Пьера Кардена, потом в туризме, парфюмерии, снова в журналистике (в частности, на канале Евроньюс).
Ну а вернулся потому, что предложили интересную работу в Москве: возглавить пиар-службу одной довольно крупной фирмы. Я им выработал неплохую концепцию, получил за это неплохие деньги, но тут конъюнктура изменилась, и они отказались от моих услуг. А Третьяков предложил пойти к нему в замы.
Александр Бангерский 13.10.2010 10:44
Такая вот история. К ней, думаю, обязательно стоит добавить всего один эпизод. Принципиально важный, для меня во всяком случае…
Как-то позвонил Бангерскому. Саши дома не было. Трубку взяла его супруга Людмила. Она приехала к нему в Москву на месяц-полтора.
Говорили мы с ней в основном об их семейном бытии во Франции. Довольно долго… Донимал я, старый олух, ее, бедную, бесчисленными и, не без того, наверняка дурацкими вопросами.
На все одновременно она ответили неожиданно и однозначно… Люда просто прочитала одно-единственное четверостишье из своих стихов:
Мы добровольно обрекли себя на танго,*
Его танцуем, наслаждаясь и страдая,
Париж нам кажется кусочком рая,
Так почему ж домой нас тянет неустанно?
– Грустное произведение, – тихо вякнул я.
– Есть еще безысходнее, – печально сказала Людмила…
Так они теперь и живут. Точнее, как мне кажется, существуют… Она бьется между детьми, внуками, внучками и мужем. Между Парижем и Москвой.
Он разрывается между Москвой и Парижем с женой, детьми, внуками, внучками… Ничего не осталось от единой семьи.
Раз так – День народного единства надо отменить за ненадобностью!..
Сколько же русских людей с начала перестройки, пропади она пропадом, уехало из России?!. Одних только, как пишут, высококлассных ученых – не меньше 700 000(!) человек.
А сколько специалистов самых разных профессий (в том числе уникальных) были вынуждены по разным причинам оставить отчий дом?!. Никто толком не знает.
А сколько к ним, так или иначе, присоединилось родителей. Жен. Мужей. Детей. Братьев. Сестер. Дальних родственников и близких знакомых?!. Подсчитать просто невозможно.
О каком Дне национального единства вообще может идти речь, если миллионы русских покинули свою Родину?!.
Так уже было и после 17-го… С той лишь разницей, что тогда власть захватившие лучших людей России выталкивали за границу силком.
Но, в каких бы разных уголках планеты не оказывались русские, их объединяла общая мечта-надежда. Все, как один, ждали возвращения домой после крушения большевистско-иудейского режима… Не дождались.
Сегодня у демократо-иудейской своры тактика другая… Но главная цель все та же – чем меньше русских в России, тем им лучше и безопасней.
Нас никто не выгоняет силком из страны… Просто оставляют без рабочего места. Без специальности. Без какой бы то ни было перспективы. Без надежды на будущее.
Хочешь не хочешь, а миллионы русских уезжали и продолжают уезжать за границу. Но возвращаться на Родину, их продавшую и отвергнувшую, почти никто уже не хочет.
Такой страшной всенародной трагедии, пожалуй, никогда еще не было в нашей истории. Долгой. Сложной. Витиеватой. Очень печальной...
День национального единства надо срочно переименовать в День русской трагедии!..
«Свистать всех наверх!» – одна, видимо, из самых старых команд на флоте. Ей наверняка столько же лет, сколько человек выходит на судах в моря и океаны.
Она обычно звучала при аврале, в минуты смертельной опасности. Или же для срочного сбора всего экипажа на верхней палубе для принятия общего, жизненно важного решения...
Наш огромный и очень красивый пароход «Россия» терпит бедствие. Ведь давно уже им пытаются править абсолютно бездарные и фанатично антирусские космополиты.
Эти недочеловеки, продавшиеся за «зеленые» и прочие банкноты. Потерявшие остатки совести и некогда святое чувство национального долга.
«России» срочно нужны истинно Русский капитан… Истинно Русские офицеры... Истинно Русские матросы…
Только истинно Русский экипаж сможет предотвратить скорую катастрофу. Довести израненный пароход до безопасной бухты.
И тогда наш Русский капитан трижды даст громогласную, слышную во всем мире, команду: «Свистать всех наверх!»… «Свистать всех наверх!!»… «Свистать всех наверх!!!»…
И обязательно все, как один, Русские, забыв прежние обиды, вернутся из опостылевшей заграницы. Встанут плечом к плечу на верхней палубе. И вместе единогласно наконец-то решат жизненно важный Русский вопрос.
А решение наверняка есть одно-единственное. Другого просто не существует… И прозвучит оно примерно так.
Быть с сегодняшнего дня и во веки веков Русской России!..
И только Русским вечно править нашим мононациональным государством!..
* Кстати. Танго возникло в бедных кварталах Буэнос-Айреса, где проживали европейские эмигранты.