Весна 1985 года
Дверь открылась... Медсестры ввели под руки в палату худого пожилого мужчину. Помогли ему улечься и рядом с кроватью поставили не вызывающее оптимизма приспособление – капельницу.
Появление новенького никого не удивило. Накануне лечащий врач рассказал, что после сложной операции еле его выходили в реанимации. Надо долечивать, ждать результатов анализов. И... морально поддерживать.
Надо так надо!.. Крепыш, похожий на бывшего участника парадов физкультурников на Красной площади, первым решил развлечь новенького своим рассказом:
– Неудачник я! Всегда хотел, как лучше, а получалось наоборот... Хотя, если вспомнить сегодня, вроде бы даже смешно!
– Посмеемся все вместе, если смешно, – поддержал его сосед с потрепанным лицом бывалого человека. Он снял очки, отложил в сторону газету и добавил: – Хорошее настроение – лучше любого лекарства! Рассказывай.
– Ну вот... Я еще в школе учился, – начал Неудачник. – Выцыганил немалые деньги у родителей и по большому блату купил горные лыжи. Тогда они только в моду входили.
– Да-да! Помню... Давно это было! – вспомнил Бывалый.
– Начал я самостоятельно осваивать горнолыжный спорт. «Чайник» еще натуральный, но по молодости возомнил себя черт-те кем... Это меня и подвело.
– Ой я-то сколько дров наломал в молодости! – пожаловался маленький человек с испуганным лицом. – Мозгов тогда не густо было.
– Их у тебя и сейчас не больше. Не перебивай! – рявкнул на боязливого Неудачник. – Ну вот... Выхожу я как-то на гору. Морозец умеренный. Солнышко светит. Склон словно серебром усыпан, а не снегом. Красота!.. Вижу издалека, кто-то повороты между вешками классно закладывает. Серебряные снопы то туда, то сюда. Красиво!.. Оказалось, девица в облегающем комбинезоне. Ноги стройные, длинные. Талия осиная. За пазухой ни много, ни мало – в самый раз. На мордашку – икона живая. Красавица!
– От красивых баб мужикам сплошные неприятности!.. Она тебя и подкузьмила, – предположил Бывалый.
– Она! – удивился прозорливости соседа Неудачник. – Ну вот... Решил по дурости показать девице, что тоже не лыком шит. Она между вешками крутит по склону, а я рядом по прямой несусь. Обгоняю ее мигом и мчусь дальше, как неуправляемый реактивный снаряд.
– Почему неуправляемый? – испуганно поинтересовался Боязливый.
– Потому, что я – «чайник»! Неужели не понятно?! – возмутился Неудачник. – Понимаю, сам остановиться не смогу, а падать перед красавицей – позорно. Думаю под свист ветра, дело – дрянь. Склон кончится. За ним метров десять и... обрывчик. Под ним незамерзающий ручей. Кому зимой купаться хочется? Я же не «морж»!
– Да, непростая ситуация, – задумчиво изрек Бывалый.
– Ну вот... Прихожу к решению – черт с ней, с красавицей! Не одна она на белом свете. Может, повезет с другой когда-нибудь... Сейчас, рассуждаю, надо о собственном здоровье позаботиться. Пока не поздно, попытаюсь притормозить до обрывчика.
– Разумное решение, – согласился Бывалый. – Баб красивых хоть пруд пруди, а здоровьишко - оно одно-единственное.
– Падаю на бок. Вгрызаюсь руками в снег. Разворачивает меня и несет задом наперед со страшной скоростью... Думаю, все, дело – труба. Того гляди в ручей бултыхнусь!
– Делать-то что?! – окончательно перепугался Боязливый.
– Что-что! Место на кладбище заказывать! – пошутил Неудачник. – Ну вот... Получаю жуткий удар в задницу. И... тишина. Пришел в себя. В голове - полная неразбериха. Освежил снегом морду и начал кое-что соображать. Смотрю, на самом краю обрывчика остановил-то меня, едрена корень,.. пень!
Бывалый вытянулся на кровати. И... громогласно захохотал. Его толстый живот заколыхался под больничной пижамой.
Боязливый свернулся калачиком. И... тихо завизжал. Его худое тельце затряслось, словно попав под напряжение.
Новенький смотрел на капельницу. И... молчал. История с пнем не произвела на него никакого впечатления.
– Донимает меня с тех пор копчик, – закончил рассказ Неудачник и с обидой взглянул на Молчаливого. – Такая вроде бы пустяковина в человеческом организме. А... зловредная.
– Ничего хорошего не дождешься от бывшего хвоста наших предков. Копчик!.. Словечко какое-то неприятное. От него пережитками прошлого несет, а нам стоит о сегодняшнем дне подумать, – подытожил Бывалый.
Он с завидным аппетитом съел пару бутербродов с черной икрой и запил стаканом душистого чая из термоса. Надел дорогие очки. Взял в руки «Правду» и вернулся к чтению.
Жена регулярно приносила ему разные деликатесы-дефициты и только эту газету, потому что другие супруг не признавал. Бывалый вычитывал все до строчки и пытался правильно сориентироваться в переломном историческом моменте.
Принципиально важные, с его точки зрения, куски из постановлений, выступлений, статей зачитывал сопалатникам и терпеливо разъяснял все непонятное. Походил он тогда на лектора-пропагандиста... Впрочем, так оно и было в недавнем прошлом.
Жизнь Бывалого петляла круче некуда. Где и кем он только не подвизался! Его располневшая трудовая книжка вмещала массу записей, которые заканчивались традиционной фразой: «Уволен по собственному желанию в связи с переходом на другую работу».
Увольняться с такой формулировкой не всегда было легко. Часто менять работу коммунисту (он стал членом партии давным-давно, еще в армии) как-то не принято, не приветствуется. Но Бывалый так или иначе находил выход из любой затруднительной ситуации.
Однако на одном крупном заводе его все же прищучили. Партийная организация решила образумить коммуниста-летуна и направила на учебу... в университет марксизма-ленинизма. Открутиться не удалось.
Три года Бывалый днем точил болты и гайки, а по вечерам слушал и конспектировал лекции. Получил наконец диплом об окончании университета. И тут же... написал заявление с просьбой уволить его по собственному желанию в связи с переходом на другую работу.
Стал он лектором и начал колесить по всему Союзу с марксистско-ленинскими лекциями. Скоро уразумел, что работа эта суматошная. Мало кого интересующая. А главное – не очень прибыльная. Пришлось искать новую пристань в неспокойном море жизни.
Бросил якорь Бывалый в пучину торговли. И... удачно, намертво зацепился за безбедное дно. На хлеб с маслом и черной икрой стало хватать. И жена срочно сменила грустное нытье на довольное ворчание.
Политическое самообразование решил он на всякий непредвиденный случай не бросать. Выписывал «Правду» и внимательно изучал ее в свободное от житейской суматохи время... В больнице его было более чем достаточно.
Жизнь в палате шла своим чередом... Медсестры унесли от кровати Молчаливого капельницу. Трижды в день приносили ему мензурки с лекарствами и таблетки.
Он пил, глотал их с удовольствием и почтением. Всем своим видом демонстрировал уверенность в том, что в наступившие времена они обязательно помогут избавиться от любого, ранее неизлечимого недуга.
Неудачник не верил ни медицине вообще, ни лекарствам в частности. На этот счет, в отличие от Молчаливого, он любил громко излагать собственные соображения. После чего решительно выливал лекарства из мензурок и выбрасывал таблетки в унитаз.
Его поддерживал Боязливый и скромно высказывал мысль, что можно надеяться лишь на природу-мать. Она, мол, родила. Она же, если сочтет нужным, и угробит. И никто ничем тут уж не поможет.
Сегодня Бывалый в дискуссии не участвовал, потому что был очень занят... С утра до обеда он читал, что-то подчеркивал в газетных вырезках со статьями и речами Горбачева. Хранились они во вместительной папке, полученной в университете марксизма-ленинизма.
После обеда Бывалый принялся за свежую «Правду» и дважды проштудировал доклад генерального секретаря на апрельском пленуме. Наконец что-то подчеркнул черным карандашом и отложил в сторону газету. Удовлетворенно потянулся и... облегченно вздохнул:
– Да. Все сходится... Не зря давно я заприметил это словечко!
– Какое? – оживился Неудачник.
Бывалый спустил ноги с кровати и надел тапочки. Поставил перед собой тумбочку и положил на нее стопку вырезок. Пригладил взъерошенные волосы и одернул пижаму. Налил стакан воды. Прополоскал горло и начал:
– Вникайте, товарищи! Вот что писал Михаил Сергеевич давно, когда занимался партийной работой в Ставрополье... «На действующей молочнотоварной ферме на 600 скотомест была проведена перестройка помещений». «С трудом давалась психологическая перестройка людей – от механизатора до руководителя хозяйства»... Слышите, какое словечко повторяется?
– Слышать-то слышу! Только не понимаю, как можно перестраивать скотоместа и людей одновременно, – искренне удивился Неудачник.
– Почему одновременно! – возмутился Бывалый. Потряс в воздухе двумя вырезками из разных газет и разъяснил: – Говорил он в разных ситуациях и, судя по всему, в разных смыслах... Понятно?
– Не совсем. А... дальше-то что? – робко спросил Боязливый.
– Дальше – больше! Повысили Михаила Сергеевича в должности и перевели в Москву. Начал он развивать смысл этого словечка «вширь» и «вглубь».
– Как-как? – не понял Неудачник.
– «Вместе с тем положительные тенденции надо рассматривать как начальный этап перестройки, которую предстоит развивать вширь и вглубь», – процитировал для непонятливых Бывалый. И пояснил, что речь пока шла только о сельском хозяйстве.
– Глубоко копает, – вслух задумался Боязливый.
– Правильно понимаешь! Светлая ты голова!.. Дальше повел речь Михаил Сергеевич и о «перестройке системы обучения кадров». И о «коренной перестройке организации и оплаты труда». Даже о «демократической перестройке международных экономических отношений».
– Во дает! – воскликнул Неудачник.
Бывалый удовлетворенно взглянул на соседа. Сложил вырезки из старых газет и сунул их в папку. Взял последние номера «Правды» и полистал. Нашел что-то важное и строго сказал:
– Пока мы, товарищи, в больнице прохлаждаемся, Михаил Сергеевич новые идеи выдвигает... «Необходимо перестраивать работу, стремиться получить больше конечной продукции с каждой единицы сырья и мощностей». Призывает «осуществить серьезную, глубокую перестройку всего нашего народного хозяйства на основе научно-технического прогресса».
– Во разошелся! – порадовался Неудачник.
Бывалый попросил его раньше времени не радоваться и не перебивать в самый ответственный момент. Сосредоточился и нервно поправил очки. Пристально уставился на сопалатников и подытожил:
– Жизненно важно, полагаю, вот что! Вчера, на апрельском пленуме, генеральный секретарь заявил: «Сейчас нам стала яснее концепция перестройки народного хозяйства»... То есть. Если раньше она была неясной, то теперь стала яснее. А скоро, будем надеяться, полностью прояснится!
– Когда? – спросил Неудачник.
– Каждому овощу свое время! – неопределенно ответил Бывалый.
– Объясни тогда, что словечко «перестройка» значит? – неожиданно поинтересовался Боязливый.
Незатейливый вопрос поверг Бывалого в полное смятение. Он надолго замолчал и крепко задумался. Изо всех сил попытался отыскать достойный ответ. Но... не смог.
– Да... Хитрое словечко! Ой хитрющее! – пожаловался он. – Вроде бы ничего толком не означает... Но им пользуется сам Михаил Сергеевич... Ему-то с высоты виднее, понятнее что к чему.
– Это уж точно! – успокоил запутавшегося выпускника университета марксизма-ленинизма Боязливый. И... принялся разбирать кровать.
Всю ночь ему не спалось. Хитрое словечко донимало как зубная боль. То дергало за нерв, то отпускало... В общем, промучился до самого утра.
На рассвете Боязливый наконец заснул. И проспал бы, пожалуй, до обеда. А может, и до вечера или до следующего дня... Не судьба!
Он почувствовал, как крепкая рука трясет его за плечо настойчиво и долго. Поморщился и нехотя открыл глаза. Увидел пожилую широкобедрую медсестрищу с черными усиками. И... пожалел, что вообще родился на свет.
– Подъем, сынок! Разоспался, понимаешь, – пробасила она. – Вставай и за мной... Бриться будем!
– Сам не маленький, – спросонья обиделся Боязливый. И пощупал щетинистую физиономию.
– Не то щупаешь! – гулко захохотала медсестрища. – Не на мордуленции тебе операцию делать будут... На другом месте, неразумный!
– Ну? – стушевался тот.
– Ну-ну! Баранки гну!.. Думаешь, брить мужицкие задницы мне в радость? А что делать?! Хочешь не хочешь, а надо по инструкции.
– Надо так надо! – согласился Боязливый.
Он окончательно проснулся и... осознал суть происходящего. Оделся и обреченно поплелся за медсестрищей.
Она побрила его волосатый тыл качественно и быстро. Пожелала удачной операции и отпустила восвояси... В палате Боязливого ждали с нетерпением.
– Побрили нормально? – спросил Бывалый и отложил в сторону «Правду».
– Хуже других, что ли! – ответил Боязливый и осторожно присел на кровать.
– Одеколончиком-то освежили?
– Чего придумал... Лечебное учреждение здесь, а не парикмахерская.
Молчаливый проглотил несколько таблеток и запил их стаканом воды. Громко чмокнул. И... впервые заинтересованно прислушался к разговору.
– Во жлобы! Одеколона на хорошего человека пожалели! – возмутился Неудачник. – В солидной больнице – и такой бардак... Знай такое, задницы моей бы здесь не было!
– Сидел бы лучше на пне, а не компостировал людям мозги... Губошлеп ты и больше никто! – выпалил Боязливый. И... не на шутку перепугался.
С опаской осмотрел кулаки-кувалды Неудачника. С надеждой хотя бы на моральную поддержку перевел жалобный взгляд на Молчаливого.
Но тот молчал и молчал. Только выпил одну мензурку лекарства. И… снова громко чмокнул.
Тем временем круглые глаза и квадратная физиономия оскорбленного Неудачника наливались кровью... Кто знает, чем бы все кончилось, если бы дверь в палату не распахнулась настежь.
Тоненькая молоденькая медсестричка подвезла каталку к кровати Боязливого. Сделала ему в руку укол и ласково объяснила:
– Это успокоительное! Посидите спокойно, отдохните. Потом разденетесь догола, ляжете на каталку и прикроетесь простыней. Скоро приду и... поедем на операцию.
Боязливый зажмурил глаза и замер в ожидании обещанного медсестричкой спокойствия. Дождался, приободрился и осмелел:
– Подумаешь, операция!.. В гробу я ее видал!
– Правильно! – оживился Бывалый. – Мне три раза задницу кромсали. Последний раз неделю назад. И ничего – жив-здоров... Потому что одеколончик очень хирургов радует!
– У меня операция послезавтра. Обязательно освежусь, – добавил красный Неудачник. – Зачем некультурностью позорить нашу палату на всю больницу... Срама потом не оберешься!
– Человек я пролетарской закваски. Никого не боюсь! – храбрился Боязливый. – Вас, пустозвонов, слушать не желаю... У меня на все собственное мнение имеется!
Окончательно осмелев, он решил для острастки добавить по-матерном. Но осекся на полуслове... Вдруг убедительно заговорил Молчаливый:
– У меня в тумбочке – одеколон хороший. Берите и освежайтесь, пока не поздно... Перестраиваться надо!
Боязливый уставился на внезапно заговорившего Молчаливого, как на восьмое чудо света. Что-то беззвучно прошлепал губами и решительно взял одеколон. Разделся и остался в чем мать родила. Обильно наодеколонил бритую задницу и довольно заявил:
– Нормально освежает!.. Перестраивает!
Он взгромоздился на каталку. Прикрылся простыней и требовательно попросил сопалатников подкатить его к двери... Скоро она открылась, и появилась ласковая медсестричка.
– Ой, какой вы молодец! – порадовалась она. – Готовы!
– Ко всему готов, – тихо отрапортовал Боязливый и громко приказал: – Поехали!
Каталка, жалобно поскрипывая старыми колесиками, выехала из палаты. Развернулась и по длинному коридору направилась к операционному отделению.
– Как бы скандала не получилось из-за наодеколоненной задницы, – предположил побледневший Неудачник. И... задумчиво почесал квадратный затылок.
– Авось пронесет! – сказал Молчаливый. Выпил одну за другой три мензурки лекарств. И... закусил горстью таблеток.
– Надо посмотреть, чем освежение закончится. Пойдем к операционной, – предложил Бывалый. И... понюхал одеколон. – Вонючий, стерва!
Бывалый и Неудачник дошли и остановились в ожидании новостей... Ждать пришлось недолго – все сразу и началось.
Из-за двери как ошпаренная выскочила молодая операционная сестра. Сорвала зеленый колпак, белую повязку. И... заплакала от смеха.
За ней степенно вышел пожилой хирург. Покачал головой и снял резиновые перчатки. Протер пальцами мокрые глаза и сам себе радостно пожаловался:
– Надо же! Сколько операций сделал, такого не бывало... До чего додумался. Правда, наверное, не сам.
Бывалый и Неудачник скромно потупились. Потоптались на месте. И, не проронив ни слова, потихонечку пошлепали больничными тапочками в палату.
– Как там? – встретил их вопросом Молчаливый.
Узнал результат освежения. И... снова замолчал. Не издал больше ни звука. Хотя сопалатники дружно возлагали именно на него вину за происшедший конфуз и предрекали суровое возмездие.
И не зря... Вскоре в палату ворвался разъяренный главный врач. За ним приплелся понурый, получивший, видно, крепкий нагоняй лечащий.
Главный пообещал снять раньше времени швы с Бывалого и выставить его из больницы под зад коленом. Неудачнику пригрозил отменить операцию и отправить к чертовой матери по месту жительства. А на Молчаливого не обратил внимания, потому что тот притворился... натуральным покойником.
Высказал главный в непечатном стиле все, что о них думает. Оглушительно хлопнул дверью и ушел.
Лечащий остался и долго молчал. Потом вдруг бодрым голосом нарушил мертвую тишину в нашкодившей палате:
– Без паники! Может быть, отойдет И все устроится... Только больше без шуточек, пожалуйста.
И на самом деле, отошел главный врач. По слухам, даже посмеялся и сменил гнев на милость… Пронесло, словом. И мало-помалу все устроилось как нельзя лучше.
Бывалому в положенное время сняли швы с многострадальной задницы и без скандала выписали из больницы. Он оставил сопалатникам на добрую память целую пачку любимой газеты.
Неудачнику сделали удачную операцию. Он быстро оклемался и всерьез заинтересовался нынешним историческим моментом. Читал «Правду» и время от времени неизвестно почему размахивал кулаками-кувалдами.
Подозрения на рак не подтвердились. И Молчаливый на радостях... опять заговорил. Да так усердно, что остановить его ни днем, ни ночью было практически невозможно.
Боязливому в тот скандальный день все же сделали операцию. Хотя и с большим опозданием... Каталка еще не успела доехать до палаты, а он уже приобрел всебольничную известность.
Мнения высказывались разные. Некоторые считали его тонким шутником. Другие – полным придурком. Все, однако, сходились в одном: хочешь не хочешь, а вошел он в историю больницы и память очевидцев навечно.
Неожиданно обрушившаяся на Боязливого популярность вовсе его не испортила. Он не обращал на нее никакого внимания и полностью сосредоточился на осмыслении словечка «перестройка».
В больнице ему это так и не удалось. Может быть, повезет после выписки...