Весна 1991 года
Весна приходила медленно и вяло. То холодно, то прохладно. То снег, то дожди со снегом – межсезонье.
Грязно-скользкие наледи то оттаивали, то снова плотно накрывали тротуары. Увесистые сосульки то оглашали улицы канонадой разбивающегося вдребезги льда. То возрождались и в очередной раз угрожающе зависали над головами москвичей.
Зима явно не хотела сдавать свои позиции. Сопротивлялась яростно и хитро.
Наконец пришла весна... Освободились от снега и льда захламленные газоны. Обнажились бесчисленные ямы и колдобины на дорогах. Подсохли морщины и трещины на стенах домов.
Старушки с сожалением расстались со своими древними теплыми вещами. И усердно упрятали их в укромных уголках квартир.
Девицы нацепили мини-юбчонки. И продемонстрировали прохожим удлинившиеся за очередной перестроечный год ноги... Но ничто не производило былого впечатления.
Настроение у людей не радостно-весеннее. А сумрачное, тоскливо-осеннее… Дома, в метро, в очередях обсуждали и ругали высокопоставленных перестройщиков, позабыв о прежних страхах перед власть предержащими.
Времена наступили нелегкие и запутанные. Вольные зато. Говори что хочешь и о ком хочешь.
– Пропади они пропадом все вместе взятые, – ругал московские власти фронтовик с орденскими планками на старом пиджаке. – Откуда я знаю, когда привезут. У каждого свои собственные законы... Была вчера, но кончилась к обеду. Будет сегодня или нет – неизвестно. Вроде бы не обещают.
– Надо подождать, – встряла в разговор бабуля с маленькой птичьей головкой и огромной сумкой с пустыми бутылками. – В прошлом месяце то же самое случилось. Объявили, что ничего не будет. А потом вдруг начала продавать... Надо ждать. Делать-то все равно нечего.
– Как это нечего? – возмутилась интеллигентного вида старушка. И показала зажатую в узкой ладошке мятую бумажку с номером. – Рано утром записалась на молоко. Надо туда обязательно сбегать... Может быть, завезли уже, а может, и нет. Где ждать, чего?! Прямо не знаю, что делать.
– Что делать, что делать! – пробасила высокая, крепкая, суровая на вид женщина. – В нынешнем бардаке никто этого не знает. Горлопанят политики – будь они прокляты! – круглосуточно. А толку-то что? Ничего. Жрать нечего. Народ рано или поздно за колы и вилы возьмется... Ты, дед, меня в очередь все-таки запиши. Бог даст, повезет в конце-то концов.
Фронтовик достал из полуоторванного кармана толстую тетрадь и огрызок карандаша. Перелистал странички с цифрами и фамилиями.
Покачал седой головой. Вздохнул. Записал суровую женщину и взглянул на часы... За полтора часа «боевого» дежурства набралось несколько сотен очередников.
Люди подходили и подходили. Чтобы не забыть в суматохе, записывали заветный номер на клочках бумаги, сумках, ладонях.
Очередь злобно гудела у наглухо закрытой двери магазина. Обсуждала от скуки винно-водочные и прочие незадачи.
– Я чего в толк никак взять не могу, – размышлял фронтовик. – Зачем пообещали по поллитровке на нос в месяц и напечатали талоны на водку?.. Ее как не было, так и нет. Если появится по случаю, давись в очереди целый день. Еще неизвестно, достоишься ли... Такая вот хреновина получается.
– Зато в особо важных случаях можно получить водку без талонов, очереди и сразу много, – сказала интеллигентная старушка.
– Как это? – живо заинтересовался малюсенький, плюгавенький мужичок. – Не может такого быть!
– На свадьбу дают по двадцать бутылок в специальных магазинах. И на похороны тоже, – объяснила старушка. – А на девять и сорок дней – по десять... Я от соседки знаю. У нее муж недавно умер. Справку о смерти надо показать - и все.
– Ну ты даешь, старая! – воскликнул мужичок с ноготок. – Где же справку о собственной смерти достанешь, пока не окочуришься? А семьей мне обзаводиться поздновато. Да и жених-то из меня уже никудышный... Хоть бы сегодня отовариться по талону.
– И то верно, – согласился фронтовик. – Участникам войны, правда, вроде бы должны дать без талона по бутылке к Дню Победы... Обещали. А дадут или нет, не знаю.
– Не дождешься, дед. Обещать, планы разные строить у нас любят, – забасила суровая женщина. – Помнишь, как перестройку начинали... Первым делом решили бороться с водкой. Мол, если протрезвеем, все пойдет путем.
– Мишка с Кузьмичом все выдумали, – уверенно заявил мужичок с ноготок. – Так народ говорит... Значит, так оно и есть.
– Как вам не стыдно оскорблять уважаемых людей, – возмутилась интеллигентная старушка. – Михаил Сергеевич и Егор Кузьмич правильно сделали, что указ издали... Сколько бед от проклятой водки. Умственно отсталые дети рождаются. Семьи разваливаются. Пьяные шоферы трезвых людей давят. Преступников-алкоголиков сколько стало.
– А сама за «проклятой водкой» в очереди толкаешься! Небось тут же на рынок понесешься продавать? Там, сама знаешь, какие за нее цены заламывают, – зло сказала суровая женщина. И... миролюбиво добавила: – Может, конечно, правильно, что указ придумали. Но дальше-то как пошло-поехало...
Мелкие начальнички толком не разобрались. И начали суетиться, чтобы побыстрее отрапортовать да орден или медаль какую заработать. Виноградники повырубали. Заводы позакрывали. Бутылки побили... Ничего теперь нет: ни того, ни другого, ни третьего.
– Вот-вот, – прощебетала бабуля с птичьей головкой и продемонстрировала всем свою сумку. – Видите, с чем ходить приходится. То одна бутылка не подходит, то другая. Выгоняют из магазина - и все тут. Толком не понимаю, что на что менять надо.
– Это еще полбеды, – рассуждал фронтовик. – Пить не меньше стали, вот в чем дело-то. Только пьют теперь все больше всякую гадость… В Москве черт знает из чего самогон стали гнать. Скупают алкаши в хозяйственных всякую там политуру. Средство для мытья стекол. Дихлофос от тараканов и прочую отраву.
– Что ни говори, а ничего лучше не было огуречного лосьона, – с наслаждением вспомнил мужичок с ноготок. – Выпьешь, бывало, и одновременно вроде бы и закусил. Но и он скоро кончился... Хорошо хоть водку иногда дают по талонам.
– До чего мы докатились, – в очередной раз возмутилась интеллигентная старушка. – Водопроводчику – бутылку. Электрику – бутылку. Всем – бутылку. За водку, что хочешь сделают...
– И правильно, – перебил ее мужичок с ноготок. – Водка – самая надежная валюта. Кто за «деревянные» вкалывать-то будет? Дураков нет!
– После указа пьяных на улицах почти не стало. Потом опять всю Москву запрудили, – пожаловалась неизвестно кому интеллигентная старушка. – В дореволюционные времена нетрезвых граждан отводили в полицейский участок. Там и приводили в божеский вид. А теперь...
– Теперь отвозят в милицейский вытрезвитель или в суд. Оттуда на пару лет на «лечение» за колючей проволокой в лечебно-трудовой профилакторий – ЛТП, – не сдавался мужичок с ноготок.
– Бывал там? – поинтересовался фронтовик.
– Врать не буду, в ЛТП не был... А вытрезвитель посещал не раз. Большие там «специалисты» трудятся. «Техника» у них на высшем уровне. Привезли меня как-то. Дали подышать в баночку из-под майонеза.
Понюхали и сказали: «Пахнет перегаром». То есть, по их мнению, нарезался до непотребного состояния. Но раз все помню, значит, не очень я и пьяный был... Всем на тебя, алкаша безвольного, наплевать.
– Вам нужно обратиться к частному врачу. Их много стало, – посоветовала интеллигентная старушка. – Я в газетах читаю, на стенах, на столбах вижу объявления: «Прерываю запой», «Вытрезвляю», «Лечу от алкоголизма» и телефоны. Позвоните... Может быть, вам помогут от пьянства избавиться.
– Какая ты умная!.. К частнику ходят «деловые». У них денег куры не клюют. А у меня вечно на бутылку не хватает... Знаешь, сколько берут за вытрезвление? Не знаешь! Вот и помолчи лучше, чем советы давать! – обиделся мужичок с ноготок. И отошел подальше от интеллигентной старушки...
Ничего нового о завозе водки в очереди не знали. Некоторые отчаивались и уходили, ожесточенно ругая все и всех на белом свете. Другие стояли и ждали.
В так и не открывшемся магазине начался обеденный перерыв. Жившие неподалеку «очередники» побежали домой перекусить. Чтобы через час вернуться.
Обеденный перерыв закончился... Дверь с душераздирающим скрежетом открылась. Показался сам завмаг.
Небольшого росточка с необъятным, нависшим над брюками животом. Мясисто-красная физиономия была украшена воинственным ежиком и расплющенными ушами. Увесисто-сизым носом и невинно-голубыми глазками. Из-под рубашки с короткими рукавами торчали крепкие руки, расписанные яркими веснушками и выцветшими за годы свободы наколками.
Завмаг любил выходить на улицу после обеда и прогуливаться по свежему воздуху… Лениво зевнул. Покрутил бычьей шеей и глубокомысленно уставился в подернутое дымкой небо. Закурил сигарету и барственно пошел сквозь толпу страждущих.
«Очередники» расступились почтительно и безмолвно. Все знали – спрашивать бесполезно. Надо подождать, когда он отдохнет и подобреет.
С батоном в руке завмаг пересек улицу. Скрылся в переулке и направился в ближайший парк. Посидел на лавочке под разлапистым дубом. Перебрался на зазеленевший крутой бережок. Разорвал хлеб на мелкие кусочки и побросал их в воду.
Утки со склочным покрякиванием поборолись за провиант. И, не ожидая ничего сверх традиционной пайки, степенно расплылись по пруду.
– Привыкли на халяву, чертовы птички, – развеселился завмаг. – Как пожрать, они первые. Поплавали бы рядышком для порядку, в виде благодарности. Нет. Ноги делают кто куда... Вам бы талоны ввести. Засуетитесь... Ладно купайтесь, пока вас не выловили и не поджарили с голодухи. Пора на работу...
Очередь ждала его с надеждой и нетерпением. Страсти накалились до предела.
Фронтовик предложил не создавать паники. А послать на переговоры самую старую бабушку. Надо его разжалобить и выудить нужную информацию. Если повезет, пропустить ее за заслуги перед народом без очереди.
Выбор пал на бабулю с птичьей головкой. Волнуясь перед беседой с самим завмагом, она побрела навстречу под перезвон пустых бутылок в сумке. Замерла, как памятник на кладбище. И дрожащим голоском спросила:
– Сынок, скажи, пожалуйста, привезут сегодня водку?.. Сил нет больше. С самого утра здесь... Жду, жду. Голодная вся. А уходить жалко – вдруг грузовик приедет.
– Через полчаса привезут... Если по дороге не разворуют или не завернут налево, – громогласно сказал завмаг, посмотрев на часы. – Жди, жди, старая.
Он прошел сквозь молчаливую, но улыбающуюся от радостной новости толпу. И скрылся за дверью.
Очередь распухала, как на дрожжах, от подходящих законных «очередников». Многие пытались внедриться нелегально. Со слезами на глазах рассказывали о пошатнувшемся здоровье. О ждущих дома детях. О случайно потерянной бумажке с номером… То там, то здесь вспыхивали ожесточенные склоки.
Вдруг все затихли... По улице прогрохотал старенький «Москвич» и остановился перед магазином. Сержант из кабины изучил оперативную обстановку. И решил, что пока все более или менее нормально. Милиция уехала.
Очередь вновь ожила. Чем ближе грузовик с водкой, тем больше шума и волнительных предчувствий.
– Уехали стражи закона, – заволновался фронтовик. – Лучше бы за порядком смотрели. Сейчас такое начнется, в кино не увидишь... Припрется татарин со своей компашкой. Будет пропускать без очереди, за особую плату. Никто с ним связываться не станет.
– Может, меня бесплатно пустит, – спросила бабуля с птичьей головкой. – Я все-таки заслужила. Все про водку узнала. Большое дело сделала. У этого татарина совести нет, что ли... Дед, почему его так зовут? Он настоящий?
– Такой же татарин, как я инопланетянин, – объяснил фронтовик. – Прозвали его так. Как в подпитии - орет на всех и обещает татаро-монгольское иго... Подожди с расспросами. Вроде везут!
В конце улицы показался грузовик. Приблизился к магазину и миновал застывшую от радостных предчувствий очередь. Втиснулся в арку. Зарулил во двор и притормозил у служебного входа.
«Скоро продавать начнут, – размышлял фронтовик и перелистывал тетрадь с длиннющим списком. – Пока не поздно, надо бабулю пропустить. Совсем изнемогла. Того гляди, Богу душу отдаст. За бутылку... Не для себя старается. Для мужа – инвалида безногого».
Бабулю с птичьей головкой пропустили добродушно и единогласно. Она стояла первой у двери, гордая и счастливая.
Очередь подравнивалась. Шумно разбиралась по номерам кто за кем. Ожесточенно выгоняла нелегалов. Готовилась к долгожданному открытию магазина.
Внутри что-то щелкнуло – дверь распахнулась. Первые «очередники» влились в полумрак. Растянулись вдоль обшарпанных стен и замерли у прилавка. Его украшала поллитровка «Московской» и увесистая продавщица, обвешанная золотом.
– Дочка, какая нынче норма? – спросила бабуля, завороженно рассматривая серьги с бриллиантами.
– На талон – одна бутылка, если есть такая же на обмен, – зло ответила продавщица. – Ничего не соображаешь, что ли?
– Разве сообразишь. Сама в газете прочитала, что можно сдать двадцать пустых бутылок и купить одну водку без талона в пункте приема стеклотары... Неделю хожу с этой сумкой. Никто ничего не дает. Посылают кто куда.
– Правильно делают. Газеты читать не надо – все врут! – рассердилась продавщица. – Хватит языком чесать!.. Доставай талоны, бутылки, деньги!
Бабуля с птичьей головкой суматошно выставила и выложила на прилавок все необходимое. Получила водку и с чувством не зря прожитого дня направилась к выходу.
В дверях ее чуть было не снесли с ног два полупьяных мужика. «Люди татарина!» – подумала бабуля. И... оказалась права.
Лжетатарин впускал в магазин алкашей-знакомых, которым требовалось срочно опохмелиться. И тех, у кого не было совести и желания стоять в очереди. Но имелись лишние деньги.
Высокий, жилистый, он стоял, как волнорез, разрезая людское море на законных и незаконных «очередников». Его подручные с оплывшими физиономиями жадными руками хватали плату или подставляли стакан для водки.
Вскоре лжетатарин нарезался вусмерть. Он не заметил, как подъехал пенсионного вида «Москвич». Из него выбрались сержант и рядовой с дубинками в руках. И направились к магазину.
Кто-то обхватил его за плечи. Он из последних сил сжал кулаки. Но, рассмотрев под самым носом милицейские погоны, передумал драться. Недовольно пробурчал:
– В чем дело, начальник?.. У нас демократия!
– Мы тебе в отделении объясним что к чему... Поехали. Разберемся, – сурово сказал сержант.
Лжетатарин побрел к «Москвичу» неуверенно и обреченно... Неожиданно он уперся длинными руками в капот. Несогласно замотал головой и заорал неистовым голосом:
– Замели ни за что! Век свободы не видать!.. Татаро-монголы придут, они разберутся. Спасай, кто может!..
Он еще что-то хотел прокричать. Но получил пару ударов по рукам и замолчал. Смирился с судьбой. И согнувшись пополам влез в машину.
Очередь одобрительно загудела... Спасти лжетатарина решил один из его подручных.
«Спасатель» безмолвно ринулся вперед. С треском врезался в машину. Отскочил, как бильярдный шар, и наткнулся на рядового. Угрожающе протянул руку, чтобы... оторвать погон. Промахнулся. Бесформенной кучей рухнул на асфальт. И... затих.
Очередь ахнула... Лжетатарин не обратил на это внимания. Потому что уже крепко спал.
Сержант и рядовой подняли «спасателя» и загрузили в машину. «Москвич»-пенсионер с третьего раза завелся. Тяжело покашлял мотором. И, кряхтя на уличных колдобинах, повез добычу.
У магазина воцарилось спокойствие и справедливость. «Очередники» обстоятельно обсуждали увиденное.
– Зачем по рукам дубинкой ударили?.. Больно ведь, – сокрушалась интеллигентная старушка. – А второй, который упал, как мешок, может быть, скончался?
– Не помер, не волнуйся... Проспится, – рассудительно сказал фронтовик. – Отвезут их куда следует. Чего с ними церемониться!
– У милиции на алкашей свой план имеется, – по-хозяйски уточнил мужичок с ноготок. – Чем больше выловят, тем денежней премия... По дороге, неровен час, все карманы обчистят. Поди докажи потом, что у тебя червонец был. Ничего не докажешь. По своему опыту знаю.
– Нельзя напиваться до такого нечеловеческого состояния, – рассуждала интеллигентная старушка. – Ну, выпил немножечко по случаю праздника. И хватит... У нас, если пьют, то до бесчувствия.
– Кончились праздники. Беспросветные будни наступили, – сказала суровая женщина. – Были времена, пили для веселья. Теперь – чтоб тоску залить… Помяните мое слово. Скоро в России ни одного трезвого человека не отыщешь.
– По себе знаю. Стакан залудишь – настроение вроде бы нормальное. Похмелка придет – от тоски хоть на стенку лезь, хоть в петлю, – поддержал мужичок с ноготок. – У нас всю дорогу какие-то неприятности.
Раньше хоть водка была. Хочешь - на троих дернешь во дворе или один в рюмочной с бутербродиком. Хочешь - домой бутылку возьмешь. Бывало, зайдешь в магазин. Купишь без всякой очереди поллитровку или шкалик. И вроде бы веселей... Теперь куда пойти? Куда податься?
– Некуда! Пропили революцию, пропьем и перестройку, – забасила суровая женщина. – Чего делать, если не везет нам на власти? Ничего. Материм мы их, материм. А толк, спрашивается, где?.. Нету.
Ругаем всех начальников издалека. Увидим вблизи даже мелкого чиновничка с сытой мордой – сразу хвосты поджимаем и в кусты. Как бы чего не вышло. До ужаса всех боимся... Так-то.
Очередь разговаривала. Обсуждала. Возмущалась. Ругала день сегодняшний. Вспоминала об ушедших в прошлое годах.
Внутри магазина все замолкали. Затихали. Упрятывали свои обиды и воспоминания куда-то далеко внутрь.
– Дайте спокойно работать! – покрикивала продавщица на смиренных «очередников». – Будете шуметь, закроем контору.
– Очень верно говорите... Работать надо в спокойной обстановке, – робко высказался мужичок с ноготок. И, набравшись смелости, добавил: – Порядок есть порядок. Кто не понимает, того метлой на улицу.
– То-то, – согласилась она. Внимательно осмотрела мужичка и разжалобилась: – Уж больно ты хилый. Иди, отпущу без очереди... Возражающих не будет. Откуда им взяться?!
Мужичок с ноготок отоварился. И сердечно поблагодарил продавщицу:
– Большое спасибо... Всего вам самого наилучшего.
С возродившимся чувством собственного достоинства вышел на улицу. Ожесточенно оторвал зубами и с отвращением выплюнул пробку на асфальт. Жадно хлебнул из бутылки и облегченно вздохнул:
– Хорошо... Ой, как хорошо!
Очередь приумолкла. Тяжело пережила увиденное и растревожено загудела вновь... До закрытия магазина оставались считанные минуты.
– Расходитесь, – громогласно оповестил завмаг. – Немного еще пустим - и финиш. Никто больше ни грамма не получит... Все! Закрываем. Кончилось ваше время!
Счастливцы просочились сквозь узкие двери. Разлились вдоль стен и заветного прилавка.
Очередь отрешенно молчала. Не хотела верить, что все в этой перестроечной вакханалии рано или поздно приходит к печальному концу.
По улице деловито пронеслись несколько машин с частными номерами. Свернули под арку. И волчьей стаей замерли у служебного входа.
– Началось их время, – грустно забасила суровая женщина. – «Деловые» без очереди и талонов все разберут. Дожили до справедливости наизнанку... Нечего тут больше делать.
Люди стали расходиться. Очередь на глазах редела и вскоре исчезла вовсе. Завтра ни свет ни заря она возродится вновь...